Змея - Страница 1

К оглавлению

1

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Прочел книгу А. Сапковского «Змея», потом долго перечитывал отдельные места. Потом решил сделать сокращенную версию перевода.

Перевод здесь чередуется с пересказом. Перевод дан курсивом, а пересказ — прямым шрифтом.

Книга посвящена в первую очередь советско-афганской войне 1979–1989 гг. Но в ней уделено также место войнам, которые вели в тех местах Александр Македонский и британцы в середине XIX века.

* * *

Главный герой — прапорщик Павел Леварт, ленинградец, поляк по происхождению. Во время одного из боев с душманами его рота понесла большие потери, Леварт был контужен, командир роты погиб. Леварт попал в госпиталь в бессознательном состоянии. После выхода из госпиталя получил вызов в особый отдел, где его допрашивал майор Савельев, известный всем по прозвищу Хромой. Дело в том, что в том бою командир роты получил автоматную очередь в спину. Савельев вел расследование. Леварт был у него под подозрением.

Майор Игорь Константинович Савельев был высок, даже тогда, когда сидел. Волосы на висках у него были более чем седыми, а на темени — более чем редкими. Хотя и щуплый, ладони имел как у колхозника — большие, красные и бугристые. По чертам лица был не менее благородный, чем его шеф, а его глаза, задумчиво-добрые, были цвета увядших васильков. Однако это Леварт отметил чуть позже, когда майор наконец счёл нужным поднять голову и взгляд. Но пока не было никаких признаков того, что он сочтёт это нужным. Он сидел за столом, поглощённый, казалось бы, целиком папкой из бурого картона, переворачивая закреплённые в ней документы красными лапищами колхозника.

— Прапорщик Леварт, Павел Славомирович, — выговорил он наконец, по-прежнему с носом в папке, как будто и не говорил, а вслух читал какую-то из папочных бумаг.

— Как там ваш сотрясённый мозг? Успокоился? Находитесь в состоянии полной вменяемости?

— Так точно, товарищ майор.

— Способны отвечать на вопросы?

— Так точно, товарищ майор.

Савельев поднял голову. И увядше-васильковые глаза. Взял карандаш, стукнул им по столешнице.

— Кто, — спросил он, контрапунктически постукивая, — стрелял в вашего старлея? Старшего лейтенанта Кириленко?

Леварт сглотнул слюну.

— Докладываю, что не знаю, товарищ майор.

— Не знаете.

— Не знаю. Не видел этого.

— А что вы видели?

— Бой. Потому что шёл бой.

— А вы сражались.

— Так точно, товарищ майор. Сражался.

— А за что вы, любопытно, сражались, прапорщик? За правое, по-вашему, сражались дело? Или за неправое?

Леварт вновь сглотнул слюну от неожиданности. Савельев глядел на него из-под опущенных век.

— Прошло, — сказал он, акцентируя важность некоторых сказанных слов стуком карандаша о столешницу, — четыре года и восемь месяцев с заседания Политбюро, на котором незабвенной памяти товарищ Леонид Ильич Брежнев, с помощью совета незабвенной памяти товарища Андропова и Громыко постановил, что нужно помочь партии и пролетарским властям Демократической Республики Афганистан в подавлении распространения контрреволюции. Подогретого через ЦРУ фанатизма. Уже четыре года и восемь месяцев ограниченный контингент нашей рабоче-крестьянской армии под просвещённым управлением партии исполняет в ДРА свой интернациональный долг и обязанность. А в рамках контингента, в составе третьего батальона сто восьмидесятого полка механизованной сто восьмой мотострелковой дивизии также и вы, прапорщик Леварт.

Правильно поняв, что это не был вопрос, Леварт сохранил молчание.

— Воюешь значит, — констатировал факт майор. — Интернационально исполняешь, что следует. С энтузиазмом, рвением и полной уверенностью в правильности того, что делаешь. Я прав? С полной? А может не полной? Может у тебя другая оценка советского военного присутствия в ДРА? Иная оценка решения Политбюро? И его незабвенной памяти членов?

Леварт оторвал взгляд от мерзко облезлой штукатурки потолка, глянул на Савельева. Не на его лицо, а на ладонь и стучащий о столешницу карандаш. Майор как будто это заметил, потому что карандаш замер.

— Интересно, — начал он, — было бы узнать, как же ты, представитель низшего уровня командования, смотришь на эту проблему. Что? Леварт! Открой наконец рот! Я задал вопрос!

— Я, товарищ майор, — Леварт кашлянул, — одно знаю. Родина велела.

Савельев молчал в течение минуты, вертя карандаш пальцами.

— Да уж, — сказал наконец, изменяя тон с язвительного на как будто задумчивый. — Стоит отметить. Представитель младшего командного состава при проверке политической сознательности отвечает не лозунгами, а цитатой из Окуджавы. Думая, наверное, что вопрошающий цитату не распознает.

— А цитата та, — майор вернулся к обычному тону, — в твоём конкретном случае на шутку похожа. Фамилия такая какая странная, ой, Русью то оно не пахнет, не пахнет. А русский дух? Укрепился ли через поколение? Прадед, польский бунтовщик, умер ведь и лежит в могиле тёмной, к тому же дурной католической, в Таре, в бывшей Тобольской губернии. Дед тоже поляк… Хочешь что-то сказать? Говори.

— Мой дед, — сказал спокойно и тихо Леварт, — не вернулся в свободную Польшу, хотя мог. По возвращению из Сибири остался в Вологде, у бабки, из дома Молчановых. А его младший сын, мой отец…

— Участник Великой Отечественной, награждённый Орденом Славы I степени за бой на Курлянском полуострове в марте года 1945, — так же спокойно не позволил закончить майор. — Самый молодой, наверное, в истории кавалер этого ордена. Всё есть в документах. Всё, Леварт, о тебе, и твоей семье, о родственниках и знакомых. И это есть великая сила бумаги, многое из того может быть использовано… Когда будет нужно. Потому ещё раз спрашиваю: кто стрелял в спину старшему лейтенанту Кириленко?

1